00/24: Интервью

01/24: Юр. Аввакумов - РаЗНое

02/24: Илья Уткин - меланхолия

В Венеции, где на архитектурной биеннале этого года "Меланхолия" была отмечена призом за архитектурную фотографию - первым призом, который получил российский участник на самой престижной архитектурной выставке мира, - я не был. В галерее "Риджина", где пять лет назад состоялась премьера "Меланхолии", от более чем полусотни фотографий остались четыре-пять слайдов. Ту самую часть каталога биеннале, где была "Меланхолия", куратор Юрий Аввакумов отдал в типографию. Автоответчики, у которых я пытался выклянчить нужную мне часть каталога, приветливо предлагали сказать все, что я собирался. Открытки с репродукциями уткинских работ в продажу не поступали. Интернет ничего, кроме биографии (родился-учился, в 80-е в составе тандема Бродский-Уткин нахватал кучу международных премий), не дает. Уткин ускользает даже от определений. Единственное общепринятое - "бумажный архитектор", то есть архитектор-концептуалист, чьи проекты утопичны, невоплотимы, - общепринято так давно, что отказаться от него стоило бы хотя бы разик, из уважения к автору, который все эти годы не стоял на месте. Строить Уткин так и не начал, однако призом биеннале был несколько раздосадован: приз за фотографию, а Уткин все-таки архитектор.

Или все-таки больше историк, археолог? Фотографии, высоко оцененные венецианскими арбитрами, посвящены не созиданию, пусть и утопическому, а разрушению, гибели архитектуры - не понятия, а настоящих домов, которые Уткин фотографировал в 1994 году для выставки в "Риджине". Если архитектурное сооружение уподобить человеческому телу, то Уткин снимает трупы в разных стадиях разложения. Эрозия разъедает поверхность, осыпаются излишества, обнажается костяк - архитектурная анатомия предстает как на ладони. Очень назидательная картина. По этим фотографиям можно читать лекции и об архитектурных конструкциях, и об экологии, и об уязвимости культуры - и еще бог знает о чем. Например, об истории искусства. Потому что дом - не только реальные кирпичи и стропила. Дом - глубочайший архетип, возвышенный образ.

А в названии выставки - напоминание о настроении эпохи сентиментализма, когда руина была оценена как памятник - нефункциональный, а стало быть эстетический объект. Когда, собственно, родилось представление о чистом искусстве. Ведь меланхолия - это не жалость, не сострадание, а отвлеченная грусть. Созерцательное настроение наблюдающего за тем, как восходит солнце и заходит солнце, и идет ветер к югу и переходит к северу... Я послушался автоответчиков и собрался.

Константин Агунович. СМЕРТЬ В ВЕНЕЦИИ. Афиша №15(35). 31 июля - 13 августа 2000

Очевидно, что И. Уткин предпочитает крупные планы, а не всякие там "виды и дали". Но в данном случае такое "вглядывание" вполне оправданно, потому что издалека не так видно пагубное влияние времени на архитектуру. Люди на фотографиях не присутствуют, что усугубляет ощущение смерти. Вообще, если архитектурные сооружения считать самостоятельными существами, то эти работы можно рассматривать как картинки учебника их анатомии (тело в разрезе, лимфатическая система, строение головного мозга и т.д.). Очень "малорадостные" фотографии, хотя, безусловно, красивые.

Юлия Мацук. МОЛЧИ, ГРУСТЬ, МОЛЧИ! Yтpo. Ru. №153(224). 11 августа 2000

Уткин работает на опасном поле. Его сюжеты - это фотографии разрушающихся строений, что в России звучит специфическим образом. Советская власть так обращалась с памятниками, что сформировала особый жанр фотографии - историческая архитектура с подчеркиванием травм, которые нанесли наследию большевики. Поэтика жанра предполагает соединение оппозиционности с жалостливостью.

Смотрите: строения со временем рушатся, и отвечает за это власть. Мы тоже стареем. Сопоставляя свою судьбу с судьбой памятников, как-то внутренне отождествляешься со страдающим от большевиков шедевром; получается, что власть ответственна и за наше разрушение с течением времени. Жанр диктует не слишком симпатичную реакцию зрителя - слезливое переживание на тему "и в мои же останки превратили меня". Но Уткин проходит мимо этого жанра со спокойным достоинством, вроде бы и не замечая опасного соседства. Он вытягивает из темы иной потенциал. Разглядывая его фотографии, вдруг понимаешь, что сталкиваешься с совершенно уникальным архитектурным сознанием, парадоксально соединяющим консерватизм позиции с остро современным видением.

Его вещи не памятники, а просто безымянная распадающаяся строительная плоть. Поэтому не встает вопроса о том, кто виноват, что мы дошли до жизни такой. Уткин переводит в фотографию классическую тему архитектурной руины. За его работами встают ренессансные "сны архитектора", типология классического надгробия с надломанной колонной, европейские парки с их бесчисленными руинами, Рим Пиранези. Руина - жанр, родившийся из парадоксального сочетания тоски по античной культуре с христианской идеей бренности бытия, и в этом смысле - квинтэссенция классической европейской культуры, поскольку соединяет в себе христианство с античностью. Именно этот горизонт беседы с тенями европейской классики Уткин и восстанавливает в первую очередь.

Но только в качестве первоначального фона своих работ. На самом деле от классических европейских руин Уткин отличается ничуть не менее, чем от диссидентской риторики руин советских. Его руины - непонятно чего. Это исключительно важный смысловой ход.

Классическая руина несет в себе две темы: тот идеальный образ, который был, и тему времени, которое этот образ разрушило. Рассматривая пиранезианские руины Рима или же парковый павильон в виде разрушенного храма, ты всегда понимаешь, что это было, и мысленно достраиваешь руину до ее первоначального образа. Но если мысленно залатать на уткинских фото прорехи штукатурки, из которых вылезает дранка, постелить полы, построить рухнувшие стены, закрасить следы пожара на брандмауэре, от этих образов не останется ничего. Нечего будет снимать.

Если же нет того идеального образа, который разрушился, остается только время, которое разрушает. Время само по себе, его протекание. Уткину удается вещь, на первый взгляд, абсурдная - сфотографировать время. Причем время, не ведающее границы.

Авангардисты любят фотографировать стройку: леса, лестницы, сетки, стропила, - создавая вроде бы близкий эффект еще не ставшей, движущейся во времени строительной плоти. Но стройка - вещь прогрессивная, дальше построят больше, чем теперь, а потом все закончится, и время остановится. В отличие от прогресса разрушение не ведает границ. Дом разрушается бесконечно - невозможно четко представить себе момент, когда последняя песчинка раствора будет отсюда унесена и как это место будет выглядеть потом.

За руинами же стоит концепт бесконечного времени, но времени, с чего-то начавшегося - с момента, когда здание было целым. У Уткина нет ни той, ни другой границы. Только течение. Течение в одну сторону - разрушения. Состояние, которое оно вызывает, называется меланхолией - откуда и название серии его фотографий. Но это своеобразная меланхолия. Здание бесконечно умирает, у него лопается кожа штукатурки, обнажается плоть кирпича, вылезает скелет конструкций, потом ломается и он. Но умирать может только то, что живо. Парадоксальным образом этой своей меланхолией Уткин оживляет неодушевленную плоть строений. Точнее же, фиксируя умерщвление плоти, обнаруживает присутствие души. Идея, скорее уместная у христианского философа, чем у современного архитектора.

На биеннале в Венеции, где архитектура была представлена в эмтивишном мелькании образов на экранах и мониторах, позиция художника, созерцающего бесконечное истончение ткани мира, выглядела вызывающе несовременной, воинственно противоположной духу современности. И тем не менее Уткин получил там премию. Рискну предположить: постольку, поскольку его видение архитектуры совершенно неожиданно ухватывало главный нерв современной архитектуры, ее главное желание. Архитектура сегодня прежде всего хочет перестать быть законченным, завершенным объектом. Она хочет стать процессом, стать движением, превратиться в протекающую во времени форму. Отсюда экраны и компьютеры, прыгающий свет и звук, стеклянные плоскости с бесконечно меняющимся отражением. Но чем, собственно, являются эти уткинские дома, как не архитектурой, ухватившей время, встроенной непосредственно в его ткань, в структуру его протекания?

Григорий Ревзин. ВРЕМЯ РАЗРУШЕНИЯ КАМНЕЙ. Коммерсантъ. 29 июля 2000

Уткин-фотограф серьезен и хмур. Серию его фотоэтюдов можно рассматривать как классификатор уныния: городское, деревенское, усадебное, даже лесное.

Есть и Венеция, любимый город культурных меланхоликов, образцовый пример торжественного умирания. Много полуразрушенной Москвы (Уткин успел снять несколько мест, представлявших для печальных мечтателей особую ценность, пока их не приметил орлиный глаз градоначальника). Не забыл архитектор и о классическом приюте московских созерцателей - Царицыне.

Разумеется, суровый Уткин не сентиментален. Живописные руины, ободранные стены, одинокие избушки или сухие деревья вовсе не для того попали в объектив, чтобы кого-то разжалобить или обвинить. Созерцание разрушений - древнейшая культурная традиция, которая сменила массу идеологий (романтическую, археологическую, мистическую и т.д.). Общим же остается полумедитативное состояние наблюдателя, внимательно вглядывающегося в следы времени и в предвестники смерти. Уткин же еще и не забывает превосходно скомпоновать кадр. Это умение оценило жюри последнего Архитектурного биеннале в Венеции, где Уткин стал лауреатом в номинации "архитектурная фотография", кстати, первым, среди российских архитекторов.

Александр Стрелков. 24 ОБРАЗА МЕЛАНХОЛИИ. Газета. Ru. 31 июля 2000

Уткин стал первым лауреатом престижного биеннале по архитектуре в Венеции в номинации "архитектурная фотография". Так что скромная выставка в Щусевском на самом деле отвечает высочайшим международным стандартам.

Скромна же она не только тем, что никакого светского шума вокруг нее нет и ее оформление чрезвычайно аскетично (фото в простых рамах висят себе по стенам - и ничего больше). Лишены вызывающих эффектов и сами фотографии.

"Меланхолия"-95, из которой перекочевали в нынешнюю многие фотографии, была более амбициозной. Посреди большого зала высилась "руинированная" конструкция. Теперь Уткин ограничился руинами фотографическими. Созерцание разрушений, умирающей культуры должно настраивать на философский лад (варианты идеологий: ренессансная, барочная, классицистическая, романтическая, культурологическая). Здания, на которых видны одновременно следы великого прошлого и будущей гибели, служат для этого не одну сотню лет. Уткинский взгляд - меланхолический. Объекты он выбирает почти хрестоматийные: любимый город меланхоликов всего мира Венеция и любимый дворец русских Царицыно, заброшенные церкви, усадьбы, современные руины московских домов.

Стремительное уничтожение в Москве исторической застройки и даже памятников архитектуры наведет тоску на кого угодно. Фотографии Уткина можно рассматривать и с этой точки зрения, но с замыслом автора это согласуется не очень хорошо. Уткин, конечно же, ни с кем не борется. Для него созерцание умирания - источник вдохновения.

Тихон Романов. ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ МЕЛАНХОЛИЯ. Сегодня. 3 августа 2000

Apparently, the reluctant summer weather has rubbed off on the local art scene - one of the few gems to be found this week is an exhibit of photographs as gray as the skies were early this week: a collection by photographer and architect Ilya Utkin.

The exhibit, titled "Melancholia," opens Tuesday at the Museum of Architecture and is typical of Utkin's work, which is neither frivolous nor optimistic - this exhibit depicts the decay of the country's architectural structures. Recently, a selection of Utkin's photographs was exhibited within the framework of the "Ruins of Paradise" project at Venice's Architectural Biennale, where the work was highly praised by the jury. Decaying buildings are a common sight in this country. In his work, Utkin mourns the destruction of churches, palaces and other buildings in favor of more functional buildings or housing - small tragedies he seems to equate with the general death of Russian architecture.

Anna Arutyunyan. PICKS OF THE WEEK. The Moscow Times. Saturday. August 05. 2000

Илья Уткин - известный архитектор-"бумажник" и художник. Героями его фотографий всегда становятся здания, на этот раз - здания разрушающиеся. В нашей стране с ее богатой историей сноса и ликвидации памятников эта тема звучит совершенно особым образом. Однако, созерцая работы Уткина, понимаешь, что художник не имел в виду обвинение властей в пренебрежительном отношении к архитектуре. Автора, безусловно, интересует сам процесс разрушения, распада - бесконечный и всегда непредсказуемый, - в котором и сосредоточена истинная жизнь архитектуры. Глубокие трещины, пролегшие по фасаду, измятая штукатурка на барельефах, ободранные брандмауэры, сохранившие следы уже исчезнувших построек... Так время воздействует на творения зодчих, и бороться с этим в конечном итоге бесполезно. Уткин и фотографирует каменных патриархов прежде всего для того, чтобы зафиксировать их неизбежное старение, их интимный контакт со временем. Сталкиваясь с разрушением, испытываешь, по словам художника, удивительно творческое состояние - меланхолию, отсюда и название серии фотографий. Меланхолию, а значит, и сопереживание. Своими чувствами Илья Уткин удивительным образом одушевляет дома, церкви и даже груды камней.

Анна Викторова. МЕЛАНХОЛИЯ - СОСТОЯНИЕ ТВОРЧЕСКОЕ. Культура. № 32 (7240). 23 - 30 августа 2000

Специальный приз "За архитектурную фотографию" был вручен Илье Уткину. Впервые за всю историю венецианских архитектурных форумов Россия удостаивается такой чести. Как всякий чуткий русский художник, Уткин изумительно передает настроение запредельной русской тоски. Передает в законченных пластических иероглифах, увиденных в объектив фотоаппарата. Обуглившиеся бревна изб, обвалившиеся своды дворцов, засыпанные снегом колонны - все это "шум фактуры" живущих своей жизнью руин. Пусть Запад будет охвачен дигитальным оптимизмом жизнестроительной утопии. Нам ближе другое: мудрость бездеятельного созерцания, разговоры о Вечном под звук лопнувших струн, падающих карнизов и осыпающейся штукатурки. Культовые куплеты рокопопсовой певицы Земфиры - "я помню все твои трещинки" - многое объясняют во взаимоотношениях Уткина с архитектурой.

Сергей Хачатуров. ВЕНЕЦИЯ - ТОРЖОК РУИНА. RU. Модус №16(118). 1 сентября 2000

(Выставка)

03/24: Игорь Пальмин - Русский модерн: поДРОБНОСТИ

04/24: Юрий Пальмин - ЧертаНово

05/24: Борис Томбак - Б. ИЛЛЮЗИЯ

06/24: Александр Ермолаев - ФРАГМЕНТы 58/00

07/24: Сергей Леонтьев - БАШНЯ

08/24: Игорь Мухин - МОСКВА light

09/24: Валерий Орлов - ЗакрытыйГород

10/24: Олег Смирнов - Город_Герой

11/24: Михаил Розанов - ЭСТАКАДА

12/24: Анатолий Ерин - д. ГЛАЗОВО

13/24: Дмитрий Конрадт - проЛЕТы и проЕМы

14/24: Александр Слюсарев - поСЛЕДСТВИЯ

15/24: Валерий Сировский - Храм_Город

16/24: Семен Файбисович - мои ОКНА

17/24: Ричард Пэйр - Русский Конструктивизм: Провинция